Лучшие произведения эпохи Эхнатона отличаются глубокой жизненностью и проникновенностью. Портрет царевны, незаконченное произведение из мастерской Тутмозиса (61), несет на себе печать тонкого чувства, которого не знали ни Древнее, ни Среднее царства. Обаятельная юношеская грация сочетается в нем с немного болезненной хрупкостью черт. Образ овеян дыханием жизни, в которой видны следы сложных душевных переживаний. Никогда еще в египетском искусстве нюансы светотени, обволакивающей предметы, нежная моделировка щек, глаз и скул не играли такой роли, как в этой голове. Никогда еще искусство не обнаруживало такой свободы, такого желания выйти за грани традиции. Рядом с этой головой может быт^ поставлен фрагмент обнаженного женского торса, который отличается такой нежной лепкой, что его следует сравнивать скорее с греческими памятниками IV века, чем с древнейшей греческой скульптурой.

В истории древнего искусства Египет занимает место рядом с Передней Азией. Развитие их протекало одновременно, в некоторых случаях в соприкосновении друг с другом. Недаром пирамиды находят себе аналогии в зиккуратах, сфинксы — в крылатых быках. Любимой композиционной формой в Египте были, как и на Востоке, бесконечные рельефные фризы.

Однако между развитием древнего Востока и Египта рано наметилось расхождение. Мы почти никогда не спутаем памятник Египта с произведениями Вавилона и Ассирии. В истории мирового искусства искусство Египта занимает особенно почетное место. Искусство было в Египте средством преодоления смерти, человек достигал бессмертия через совершенную форму, будь то пирамида, каменный двойник или картина. Искусство служило не только воспеванию силы, отвращению злых сил, оно стало выражать высшее совершенство, красоту. В. Египте впервые прекрасное, стройное женское тело, проглядывающее сквозь ткани одежды, было воспето и в поэзии и в искусстве. Мы любуемся красотой даже поздних мелких статуэток, как любовались ими еще египтяне (ср. 59).

В этом отношении искусство древнего Египта стояло на пути к древней Греции. Недаром греки испытывали влечение к Египту, а Платон высоко ценил египетское искусство и даже ставил его в пример своим современникам. Но было бы неверно думать, что египетское искусство подошло к греческим идеалам в процессе своего постепенного развития. Наибольшее внутреннее родство с греческой классикой мы находим не в позднем эклектическом искусстве Сансской поры (663–525 годы до н. э.) и даже не в Новом царстве, а в самых суровых и возвышенных формах древнейшего классического искусства Египта. Греческая архаика и искусство V века обнаруживают наибольшую близость к скульптуре Древнего царства, дорический ордер находит себе аналогии в протодорических колоннах третьего и второго тысячелетий до н. э.

Видимо, египетская культура была наделена чертами, которые по мере ее развития мало содействовали приближению ее к следующей исторической ступени.

Культура древневосточной деспотии с ее засильем знати и авторитетом жрецов препятствовала полному раскрытию сил человека. В положительном типе человека в древнем Египте, «сар», преобладала не мудрость и не душевное благородство, но знатность. Египтяне, так тонко чувствовавшие прекрасное, не имели понятия о героическом. Они прославляли как идеал либо праведника, отрешенного от мира, либо преуспевающего карьериста.

Правда, египтяне развивали в себе эстетическое отношение к миру, какого не найти у других народов древнего Востока. «Однажды Снефру, — рассказывается в египетской повести Среднего царства, — был печален. И дали ему мудрецы совет пойти развлечься на озеро и собрали десять красивых женщин с прекрасными ногами и грудями, женщин, никогда не рожавших, и оделись они вместо одежд в прозрачные сети… И зрелище это развлекло фараона, и возрадовалось сердце в нем». Такого развитого эстетического чувства, которое сквозит в этом рассказе о фараоне, разогнавшем свою тоску зрелищем красоты, не имели люди Передней Азии, ни шумерийцы, ни вавилоняне, ни ассирийцы. Это отношение к красоте человеческого тела дает основание и современному человеку находить в египетских статуях совершенство форм, несравненное изящество. Но все же любование человеком не было в древнем Египте согрето той верой в силу человека, его разум, духовную привлекательность, которая впоследствии вдохновляла древних греков. К тому же египтяне не имели особого обозначения красоты: слово «нофир» означало и доброе, и совершенное, и прекрасное, и полезное.

Весь строй египетского общества ограничивал творческое развитие великих мастеров. Правда, художники пользовались в Египте почетом; сохранились имена древних зодчих и скульпторов, среди них многие были приближенными царей. Но они гордились не столько своим вдохновением, сколько технической сноровкой, как ремесленники. Недаром я заказчик на одной надгробной статуе самоуверенно приказал отметить, что художник был доволен своим вознаграждением. Традиционализм людей древнего Востока, боязнь всякого отступления от общепринятого, предпочтение всего испытанного всему новому, наконец следование «подлинникам», признанным образцам — все это также тормозило художественное развитие древнего Египта. Этим определяется, что египетское искусство не вышло за пределы культуры древнего Востока.

Должны были явиться новые народы, создаться новые формы общественной жизни для того, чтобы в искусстве была преодолена противоположность между природным и духовным, чтобы не нужно было оправдывать художественное произведение его таинственной силой воздействия, чтобы образы не требовали богословской разгадки, чтобы человек перестал обретать возвышенное только по смерти в своем уподоблении богу.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Древние культуры Востока еще продолжали свое неторопливое существование. Между тем на одной из южных оконечностей Европы, омываемой морем, складывается новый жизненный порядок, новый строй культуры. Природа этого края отличалась особенной мягкостью.

Берега его были изрезаны множеством бухт. Море отдаляло страну от соседей-врагов и сближало ее с далекими странами узами торговли.

Было бы неверным считать природные условия причиной расцвета греческой культуры. Недаром позднее, при турках, природа Греции не могла породить Гомера. Но в пору, когда закладывались основы греческой культуры, ее природные условия и даже характер ее пейзажа оказали свое воздействие.

В греческом пейзаже особенно поражает его совершенная красота; кажется, будто он изваян рукою человека. Особенное удовлетворение доставляет глазу широкая обозримость его, ясность его очертаний. Горы чередуются здесь с открытыми долинами, море с реками, скалы с лесами — картины природы изменчивы, разнообразны, но каждая отдельная часть сохраняет характер законченной формы. Несравнимой красотой отличается знаменитый Сунийский мыс, которым впоследствии не мог не восхититься Байрон (67). Только греческая классическая архитектура могла достойно увенчать этот пейзаж. Правда, должно было пройти немало лет, прежде чем природа Греции была выражена в художественном творчестве ее обитателей.

В то самое время как в Передней Азии и в Египте складывались начатки культуры, население Эллады и близлежащих островов вступает на путь культурного развития. Между шестым и третьим тысячелетиями до н. э. здесь выделывают полированные каменные орудия; потом появляется медь, наконец начинается производство многоцветных глиняных сосудов. Подобно Передней Азии, страна жида под постоянной угрозой нашествия пришельцев. Они спускались с севера, с материка, и в некоторых случаях переправлялись и на острова. В начале второго тысячелетия до н. э. культура на острове Крите достигает наибольшего расцвета, но уже в середине этого тысячелетия в ней замечается творческое оскудение, утрата жизненной силы. Видимо, это облегчило новым пришельцам с материка уничтожение ее остатков.